ЗА ЧТО БОРОЛИСЬ?
Насколько могу судить по сетевым откликам, протокол заседания Президиума РАН, посвященного борьбе с т.н. "лженаукой", вызвал у его
читателей самые противоречивые чувства - от злорадства (ишь как засуетились
эти академики!) до шока. При этом одни потрясены засильем шарлатанства
и мракобесия, а другие опасаются за шарлатанов и мракобесов. Характерно, что авторы всех найденных откликов узнали об этом заседании только неделю назад из публикации в VIVOS VOCO. А ведь оно состоялось в мае прошлого года...
Почему такое знаковое событие оставалось незамеченным? Причин тому много, но одна из главных - никогда еще в нашей стране уважение к науке, к ученым и к Академии не опускалось до такой низкой отметки.
Безусловно, значительный вклад в этот феномен внесли кампании, направленные на дискредитацию всего связанного с Советской властью, в том числе советской науки. На этом фоне атеистическая пропаганда в одночасье сменилась религиозной, медицину стало теснить знахарство, из тени вышли наркотики, порнография и новые русские, а на руинах общества "Знание" расцвели постмодернизм и псевдонаука. Любое противодействие этим тенденциям выставлялось как консерватизм, а то и коммунистическая пропаганда.
А что же Академия наук?...
Она менее других государственных учреждений подверглась разрушению и еще сохраняла какие-то рудиментарные следы автономии. У ее руля были современники Вавилова и Семенова, Капицы и Курчатова, Несмеянова и Кнунянца... Еще свежа была память о выдающихся деятелях русской и советской науки, рисковавших публично выступать против любых форм мракобесия. Какие же действия предприняла Академия, чтобы остановить движение страны к культурной и экономической катастрофе? В лучшем случае от ее имени посылались жалобные докладные записки правителям.
Несправедливо обвинять всех академиков в трусости - потомки оценят гражданскую позицию В.А. Коптюга, Ж.И. Алферова и других достойных и смелых людей. Глубинные же корни пассивности "штаба науки" - в том, что он, в значительной мере, выродилcя в совет директоров и научных администраторов, заботившихся, в лучшем случае, о подведомственных сотрудниках. Ну как тут решиться на резкие движения?
Полвека назад президент Академии наук А.Н. Несмеянов многих удивил своим утверждением об отсутствии связи между наукой и нравственностью. Тогда думали иначе, и предполагалось,
что научные занятия сами по себе возвышают человека, что они - едва ли не самая благородная и бескорыстная форма служения человечеству. Катастройка взорвала этот живучий миф: советские научные работники наряду со спортсменами и интердевочками стали объектом международной торговли, а их научные достижения трансформировались в продажную, хотя и интеллектуальную собственность. На прилавок легли не только отдельные ученые, вся академическая наука была вытолкнута на рынок, и, став товаром, уравнялась в правах с памперсами, тампаксами и с... лженаукой. Чего ж удивляться успехам конкурентов? Ведь не качество и полезность товара определяют объем продаж, а паблисити, консалтинг, менеджмент, лизинг и прочие, видимо, недоступные РАН мудрености.
Свойственная СССР сакрализация научной деятельности окончательно развеялась потрясениями 90-х годов. Уход научных сотрудников в гешефт и их массовое бегство на Запад настолько подорвали репутацию российского ученого, что вошла в обиход издевка: "Если ты умный, то почему - бедный?"
И все же не будем смешивать разочарование в ученых с переоценкой вклада науки в социальный прогресс. Не знаю, как на Западе, а в СССР культивировалось убеждение, что качество жизни напрямую связано с успехами науки и техники. Теперь мы знаем, что эти успехи - лишь одна, и даже не главная предпосылка народного благосостояния. Новые лекарства, персональные компьютеры, сотовые телефоны и... виагра достаются нам (или не нам!) в обмен на бесплатное жилье, образование, отдых и лечение.
* * *
А должна ли вообще Академия наук организационными методами бороться с лженаукой, особенно в рамках цивилизованного рынка, где можно хвалить свой товар, но нельзя хулить чужой? Мне кажется, что Академии в этом новом мире следует ограничиться ролью эксперта, способного честно, бескорыстно и бесстрашно выносить суждения в ответ на внутренние и внешние вызовы, требующие научный подход.
Что же есть наука? Можно бесконечно спорить об этом... Ситуация здесь сходна с описанной Веркором в книге "Люди или животные?": "Что есть человек?" Коротко говоря, по Веркору, к людям относятся существа, которых люди считают людьми.
Современная наука сохранила многие черты цехового ремесла с его замкнутостью, кастовостью, сложной системой ученичества и наставничества, обрядами испытаний и посвящений... Экзамены и научные степени, аспирантура и защита диссертаций,
рецензируемые научные журналы... Нет, даже не ремесло, а своего рода клуб со своим уставом и неписаными правилами поведения. Вся эта громоздкая система в целом работает на удивление исправно и в подавляющем большинстве случаев делает правильный выбор. Суть выбора всегда одинакова - наука есть то, что научное сообщество считает наукой.
Да, ученые без колебаний и обсуждений отбрасывают покушения на начала термодинамики. Однако, за этим и немногими другими исключениями входные фильтры вовсе не абсолютны. Например, расхожее мнение, что наука принципиально
не занимается ненаблюдаемыми, неповторимыми или крайнее редкими явлениями, - есть миф. Достаточно вспомнить Большой Взрыв, возникновение жизни, шаровые молнии... Исторический опыт показывает, что даже самые экстравагантные гипотезы входят в ткань науки, как только наметится и реализуется способ их проверки. Прекрасный пример - недавние приключения хемоосмотической теории Питера Митчелла.
Опыт показывает, что именно сочетание внешней обособленности с внутренней демократичностью обеспечивает устойчивость развития науки, в том числе ее способность преодолевать ошибки, отбрасывать фальсификации и прощать невольные заблуждения. Отсутствие "царского пути в геометрию" и, вообще, заднего входа в науку - препятствие не только для жуликоватой клиентуры комиссии Круглякова. Не менее настырна серятина. Именно ради нее создаются пустопорожние "Академии по котам и китам", плодятся никому не нужные "Бюллетени...", "Вестники.." и "Известия...", приписанные к тьмутараканьским пединститутам. Отчего бы не сделать простую вещь - перед защитой или выборами публиковать импакт-факторы научных работ диссертантов и академиков?
Само собой, Академия должна не только сохранять выстраданную веками научную традицию, но также разумно адаптировать ее к "внешней среде". Пока что, предпринимаемые Академией попытки приспособить академический стиль к российскому рынку, и, тем более, приспособить этот своеобразный рынок к академическому стилю, к сожалению, не кажутся разумными ни по замыслу, ни по воплощению...
* * *
Есть такая, далекая от рынка область, где и Академия наук, и любые научные ассоциации, и отдельные ученые не только могут, но обязаны внести решающий вклад, не ограничивая себя в выборе подходов и средств для вытеснения псевдонауки и мракобесия. Речь идет о всех видах государственного образования. Сегодня именно государственное образование стало последней линией обороны отечественной науки и культуры.
Вспомнят ли ученые РАН о своем гражданском долге и создадут ли для наших школ и ВУЗов грамотные учебники, добротные научно-популярные издания, придут ли они к российской молодежи с циклами публичных лекций и - главное! - подадут ли самые талантливые из них личный пример соединения служения науке и службы отечеству?
Александр Шкроб
16.02.2004
