Сергей Иванович Вавилов ИСААК  НЬЮТОН Воспроизведено по 2-му просмотренному и дополненному изданию (М.-Л.: Изд. АН СССР, 1945 г.)

Глава вторая

Тринити  колледж
(1661-1669)

Университеты почти повсюду и до наших дней резонно хранят некоторые средневековые черты. Для университета характерно неразделимое смешение учебных и ученых функций. С кафедр молодым поколениям передается наследие старой науки, но с тех же кафедр это старое часто беспощадно разрушается, создается новая наука, ученик превращается в критика или сам начинает учить. Студент предполагается в значительной степени самостоятельным, “самоучкой”, и трудно в конечном счете сказать, университеты ли создавали Ньютонов и Ломоносовых, или наоборот. Встреча старого и молодого, науки и ученья - замечательная черта университетов, определяющая их органическую жизнеспособность. Предоставление широкой инициативы самому студенту особенно характерно для английских университетов и, в частности, для наиболее знаменитого из них - Кэмбриджского. Для оценки значения университета в развитии такой исключительной индивидуальности, как Ньютон, существенны не столько наука, сколько, может быть, бытовые условия, отдаленность от повседневных интересов, общение с учеными, определенные рамки быта.

Длительная гражданская война тяжело отозвалась на английских университетах, в том числе и на Кэмбриджском, и в особенности на Тринити колледже, основанном в 1546 г. Колледж лишился многих своих выдающихся членов (fellow по-английски), доходы его уменьшились, были нарушены старые порядки и традиции, не заменившись новыми, и пуританское благочестие наложило неизбежный отпечаток на учебную и ученую деятельность коллегии. Возрожденческий свежий ветер нового исследования, наука Галилея, Кеплера, Декарта еще в недостаточной степени проникли через Ла-Манш. Несмотря на влияние Фрэнсиса Бэкона, в Кэмбридже веяло еще средневековой теологией и схоластикой.

План колледжа Троицы (Trinity Colledge) в Кембридже
во времена Ньютона

В год рождения Ньютона появился в печати английский перевод трактата ученого кэмбриджца Джозефа Меде “Ключ к Апокалипсису”, в котором устанавливалась связь божественного откровения с действительной историей. В этой книге не трудно угадать прообраз будущих ньютоновских “Толкований на Апокалипсис”. Мистическое учение Якова Беме, споры католической и англиканской церквей, филологические упражнения с попытками свести все к праязыку - еврейскому, на котором будто бы говорили Адам и Ева, - вот некоторые темы ученой продукции Кэмбриджа в предньютоновский период. Влияние этой богословской атмосферы на Ньютона до конца его дней несомненно.

Кэмбридж был, вероятно, проторенной дорогой для родственников и близких вульсторпского молодого фермера. Там учился его дядя священник Джемс Эйскоу, старший член (senior fellow) Тринити колледжа Бэбингтон был близко связан с грэнтэмским аптекарем Клэрком, существовали и другие связи.

5 июня 1661 г. Ньютон был принят в Тринити колледж в качестве cубсайзера (так назывались бедные студенты, выполнявшие обязанности слуг в колледже для заработка. Они прислуживали баккалаврам, магистрам и пр.). По запискам Ньютона можно заключить, что первые годы в Кэмбридже в отношении ученья протекали обычно. В течение двух лет он изучал арифметику, геометрию по Эвклиду, тригонометрию, богословские науки и древние языки, в особенности латинский и в меньшей степени греческий и еврейский. По записной книжке, о которой говорилось в предыдущей главе, видно, что в то время он познакомился с системой Коперника. С 1663 г. он проявляет особый интерес к оптике. В оптике Ньютон мог применить свое экспериментальное искусство, уменье строить приборы, любовь к ремеслу и поделкам. Учение о свете оказалось поприщем, где одновременно понадобились математическая абстракция и опыт и где Ньютон мог в полной мере развернуть свои способности.

Единственным учителем Ньютона, действительно оказавшим на него большое влияние, был Исаак Барроу, первый люкасовский профессор. Люкасовcкая кафедра в Тринити колледже основана в 1663 г. на средства, пожертвованные неким Генри Люкасом, и по уставу связана с обязанностью читать одну недельную лекцию по геометрии, арифметике, астрономии, географии, статике или другим математическим наукам; четыре недельных часа, кроме того, отводились для обсуждения со студентами прочитанного курса. Первым люкасовским профессором был, как сказано, учитель Ньютона Барроу, вторым сам Ньютон. Эта кафедра, сохранившаяся до нашего времени, естественно приобрела славу, получение ее считалось большой честью. В настоящее время ее занимает П. Дирак, один из основателей современной квантовой механики.

Исаак Барроу (1630-1677) был молодым профессором в студенческие годы Ньютона и впоследствии, повидимому, стал его другом. Племянник епископа и сын роялиста, Барроу по политическим и религиозным соображениям предпочел на ряд лет покинуть Англию. После четырехлетнего путешествия с большими приключениями по Франции, Италии и Малой Азии он получил при реставрации в 1660 г. в Кэмбридже кафедру греческого языка. Знания Барроу были разносторонними. В 1662 г. он становится профессором философии в Лондоне, в 1663 г. членом Королевского Общества и профессором математики в Кэмбридже. Впрочем довольно скоро (в 1669 г.) Барроу отказался от люкасовской кафедры, она была уступлена им ученику Ньютону. Сам Барроу предпочел место придворного капеллана в Лондоне. С 1672 г. Барроу стал “мастером”, т.е. директором Тринити колледжа. Его стараниями колледж обогатился новой библиотекой, построенной знаменитым архитектором Реном.

Библиотека колледжа Троицы (Trinity College) в Кембридже,
построенная Кристофером Реном (Chrystopher Wren)

Превосходное знание древних языков и математики определило Барроу как выдающегося переводчика античных геометров (Архимеда, Эвклида, Аполлония). Памятником его профессорской деятельности на люкасовской кафедре остались “Оптические и геометрические лекции” [7]. В “Письме к читателю”, которым, по старинному обычаю, начинаются лекции, Барроу указывает, что издание их стало возможным только благодаря помощи друзей, причем первым среди них назван Ньютон (рис. 7).

“Наш коллега д-р Исаак Ньютон (муж славный и выдающихся знаний), - сообщает Барроу, - просмотрел рукопись, указал несколько необходимых исправлений и добавил нечто и своим пером, что можно заметить с удовольствием в некоторых местах”.

Рис. 7. Строки из предисловия к "Лекциям" Барроу,
где впервые в печати упоминается имя Ньютона.

В самом тексте “Лекций” есть также определенные указания на сотрудничество Ньютона. Обычно биографы Ньютона считают своим долгом выразить недоумение, каким образом автор великих оптических открытий мог допустить в книге, им просмотренной и даже содержащей его собственные добавления, совсем устарелые взгляды. Барроу пишет, например, что красный цвет - это сгущенный свет, а голубой - разреженный. По этому поводу можно заметить, что центр изложения “Лекций по геометрии и оптике” сосредоточен на математической стороне, на теоремах лучевой оптики и на геометрии. Вопросы теории света и цветов затронуты очень кратко и в осторожной скептической форме. Приведем некоторые строки из “Лекций”, ярко характеризующие скептическое и даже насмешливое отношение учителя Ньютона к гипотезам о свете:

“Физики много спорят, - пишет Барроу, - о природе света, одни считают свет некоторой телесной субстанцией, другие качеством или движением. Спорят о происхождении света, о том, проходит ли он через среду непрерывно, или распространяется импульсами, умножая сам себя. Я не разбираю этих любопытных вопросов... Мне не удалось понять скрытые свойства света, и самые мудрые философы не постигли, какими способами множится свет, какова его сущность и как он может проявлять силу. Оба представления о свете встречаются с равными трудностями. Поэтому я склоняюсь к мнению, что свет может порождаться обоими родами движения, как телесным истечением, так и непрерывными импульсами. Может быть, лучше приписывать некоторые действия одному, а иные другому... Поскольку надо же сказать что-нибудь о природе света, я соглашаюсь с теми из коротко упомянутых гипотез, которые что-нибудь объясняют, принимая, что дело происходит так, или схожим способом”.

Эта скептическая декларация Барроу по духу своему очень напоминает девиз “Hypotheses non fingo” (я не выдумываю гипотез) его великого ученика. Становится понятным источник нелюбви и во всяком случае безразличия Ньютона к гипотезам. Естественно после приведенной цитаты заподозрить в этом влияние Барроу. Биографы Ньютона мало обращали внимания на “Лекции” Барроу, кроме упомянутого места о природе цветов. Однако если заглянуть в подлинник “Лекций”, то можно увидеть, что странице с изложением старомодной теории цветов предшествует такая ироническая фраза:

“Поскольку зашла речь о цветах, нужно (по обычаю и порядку) немножко погадать и о них” [8],

т.е. Барроу дает понять свое скептическое отношение к излагаемой далее “теории” цветов. Из приведенных цитат вполне ясно, что Барроу не придает значения гипотезам, которыми он пользуется в книге, рассматривая их как вспомогательные построения. Понятно поэтому, что молодой Ньютон, просматривая, по поручению Барроу, экземпляр лекций, исправлял и дополнял основное, т.е. их математическую часть, а не случайные предположения, которые он, столь же скептически, как и Барроу, относясь ко всяким гипотезам, не смог бы заменить другими. Ньютон просматривал лекции Барроу, вероятно, в то время, когда еще не готовил собственных “Лекций по оптике”, о которых будет сказано подробно в дальнейшем.

Как отмечено в предисловии к первому латинскому изданию “Лекций по оптике” Ньютона в 1729 г., изданных после его смерти, в отношении начальных элементов оптики он всюду следует Барроу. С другой стороны, Барроу в письме к Коллинсу называет “Лекции” Ньютона “едва ли не самым замечательным трудом нашего времени”. Таким образом, едва ли можно говорить о противоречивости лекций Барроу и Ньютона. Барроу скептически смотрит на все гипотезы о свете и приводит некоторые из них только “для порядка”. Ньютон же пытается отказаться вообще от всяких гипотез, заменяя их экспериментальными аксиомами или принципами.

Главные заслуги Барроу относятся к области математики. Имя его в частности связывается с новым методом нахождения касательных к кривым из подобия треугольников, образуемых с одной стороны ординатой в точке касания, касательной и подкасательной, и с другой - бесконечно малой дугой и разностями координат крайних точек этой дуги. Метод этот стал важным этапом развития исчисления бесконечно малых.

Ранняя смерть Барроу в Лондоне в 1677 г. в возрасте 47 лет глубоко опечалила многих ученых того времени, знавших его. Ньютон в старости говорил, что наибольшее огорчение смерть Барроу причинила, конечно, ему.

Исаак Барроу (1630-1677)

Со времени поступления в Тринити колледж Ньютон, насколько известно, уже не колебался в отношении выбора профессии. Университетские степени того времени проходились им в должном порядке и с большой быстротой. В 1664 г. он становится “действительным студентом” (scholar), в начале 1665 г. получает степень баккалавра вместе с другими 25 студентами Тринити колледжа.

В октябре 1667 г. после трех лет баккалавратуры его избирают младшим членом (minor fellow) колледжа. Однако очень скоро, в марте 1668 г., он уже становится старшим членом (major fellow), а в июле того же года “мастером искусств” (или магистром). Через год Барроу уступает ему люкасовскую кафедру, и Ньютон достигает вершины служебного положения первой половины своей жизни. Правда, есть сведения, что в 1677 г. епископ Тенисон предлагал Ньютону вакантную после смерти Барроу должность “мастера колледжа”, т.е. его директора, если Ньютон примет духовный сан. Этого, как мы знаем, не случилось.

Сухому и краткому “послужному списку” Ньютона в период 1661-1669 гг. на самом деле соответствует глубочайший процесс развития сознания, способностей и творчества одного из наиболее гениальных людей, которых когда-либо знало человечество.

Ньютон-студент из прилежного, аккуратного ученика (каким он проявляется по записным книжкам и другим немногим сохранившимся документам) быстро превращается в ученого с невиданной степенью самостоятельности и оригинальности. Впоследствии, во время споров с Лейбницем, он вспоминал на основании своих расходных записей, что между 1664 и 1665 гг. он открыл свой метод бесконечных рядов и вычислил площадь гиперболы с точностью до 52 знаков. Очень рано начались также экспериментальные занятия оптикой. Среди студенческих записей Ньютона встречаются заметки о преломлении света, о полировке линз и их ошибках. В своей “Оптике” Ньютон описывает круги вокруг Луны, наблюдавшиеся им 19 февраля 1664 г. В описании с большой точностью приводятся подробности окраски кругов и их дуговые размеры, показывающие, что измерения производились инструментом. Сохранилась запись о покупке в сентябре 1665 г. призмы на ярмарке в Стоурбридже.

Громадное значение в жизни Ньютона, а вместе с тем и в истории науки вообще имел длительный “творческий отпуск”, который волей-неволей был предоставлен Ньютону во время страшной чумы, свирепствовавшей в Англии в 1664-1667 гг.; летом 1665 г. в Лондоне умерло больше 31 тыс. человек. Для спасения от заразы люди убегали из скученных городов в деревню, и молодой ученый попал из колледжа снова в тишину Вульсторпа на этот раз с головой, наполненной новыми мыслями, знаниями и проектами. Повидимому, Ньютон пробыл в Вульсторпе от августа 1665 г. по 25 марта 1666 г. и от 22 июня 1666 г. по 25 марта 1667 г.

Таким образом молодой ученый почти два года прожил в деревенской тиши, вдали от многолюдного колледжа с его профессиональными новостями, дрязгами и столкновениями самолюбий. Здесь он мог полностью сосредоточиться и продумать те проблески новых открытий, которые, вероятно, возникали еще в колледже. Впоследствии стало известно, что за эти чумные годы Ньютон создал анализ бесконечно малых, метод флюксий, как он его называл, и дифференциальное и интегральное исчисление, по принятой теперь терминологии Лейбница.

Метод был изложен в пяти коротких мемуарах, написанных между 20 мая 1665 г. и ноябрем 1666 г. В это же время раскрывается в полной мере экспериментальный гений Ньютона. В Тринити колледже и, может быть, в вульсторпском домике Ньютон собрал большую коллекцию оптических приборов, линз, призм, зеркал, телескопов, микроскопов, стеклянных сосудов различной формы, которые он покупал постепенно, создавая первоклассную для своего времени оптическую лабораторию [9]. Об этой оптической коллекции Ньютона можно составить очень живое представление из подробных описаний его опытов в “Лекциях по оптике”. Кроме того, Ньютон был сам искусным мастером, он, повидимому, с наслаждением занимался шлифовкой и полировкой стекла и металлов и конструированием приборов. Со своими приборами, возможно сначала в Вульсторпе, а затем в Тринити колледже Ньютон проводит знаменитые опыты над разложением и сложением света. Источником света служило Солнце, изредка сияние планет и свечи. В Вульсторпе, повидимому, Ньютон начал сооружать свой отражательный телескоп. Можно думать, что основные принципы учения о свете стали ясными для него во время этих первых вульсторпских опытов.

Рис. 8. Объявление о продаже оптических инструментов лондонского оптика Yarwell (1672).

Наконец, к тем же годам, как явствует из ряда свидетельств самого Ньютона, относятся первые его мысли о всемирном тяготении, о чем придется ниже говорить подробнее.

Удивительность творческого подъема в 1665-1667 гг. в жизни Ньютона заключается не только в необычайном богатстве и значении полученных им научных выводов, но также и в том, что подобный подъем не повторялся у него больше никогда в размерах, в какой-либо степени сравнимых.

В вульсторпские чумные годы Ньютон создал программу всей дальнейшей своей основной научной работы и в значительной мере ее осуществил.

Казалось бы, возвращение в Кэмбридж в 1667 г. должно было стать триумфальным для 25-летнего исследователя. Но Ньютон, повидимому, никому не рассказал о своих открытиях. Ньютон как создатель анализа бесконечно малых стал известен миру только через тридцать с лишним лет, да и то по причине злополучного приоритетного спора с Лейбницем. Об открытии всемирного тяготения Ньютоном ученый мир узнал лишь через 20 лет. Быстрее всего, но все же со значительным опозданием, примерно через 5-6 лет, были опубликованы оптические работы Ньютона. Причиной такой беспримерной медлительности в публикации научных результатов была, повидимому, крайняя требовательность Ньютона к безошибочности и точности своих утверждений. Эта же невиданная ранее в науке требовательность в конце концов лежит и в основе его антипатии к гипотезам. К этой основной психологической черте Ньютона нам придется возвращаться еще не раз.

Как протекала жизнь Ньютона в первые кэмбриджские годы с бытовой стороны? Об этом сохранилось мало сведений. Известно, что он изредка принимал участие в студенческих пирушках и играл в карты. Но делалось это, вероятно, больше с целью не слишком выделяться среди других.

Молодой Ньютон был бережлив и аккуратен в своих расходах, значительные средства тратил он только на книги и научные приборы. Доходы Ньютона с того времени, как он стал членом колледжа, были довольно значительными, достигая (по расчетам лиц, интересовавшихся этим делом) 200-250 фунтов стерлингов в год. На такие деньги в те времена можно было жить с комфортом, особенно в провинции [10].

Очень интересным документом, обрисовывающим как житейские, так до некоторой степени и научные воззрения Ньютона в рассматриваемую эпоху, служит сохранившееся письмо его к кэмбриджцу Астону, впоследствии секретарю Королевского Общества, отправлявшемуся в заграничное путешествие. Перевод этого письма приводим полностью.

“Сэр,

В письме Вашем Вы позволяете мне, не стесняясь, высказать мое суждение о том, что может быть для Вас полезным в путешествии, поэтому я делаю это значительно свободнее, чем было бы прилично в ином случае. Я изложу сначала некоторые общие правила, из которых многое, думаю, Вам уже известно; но если хотя бы некоторые из них были для Вас новы, то они искупят остальное; если же окажется известным все, то буду наказан больше я, писавший письмо, чем Вы, его читающий.

Когда Вы будете в новом для Вас обществе, то:

1) наблюдайте нравы;

2) приноравливайтесь к ним, и Ваши отношения будут более свободны и откровенны;

3) в разговорах задавайте вопросы и выражайте сомнения, не высказывая решительных утверждений и не затевая споров; дело путешественника учиться, а не учить. Кроме того это убедит Ваших знакомых в том, что Вы питаете к ним большое уважение, и расположит к большей сообщительности в отношении нового для Вас. Ничто не приводит так быстро к забвению приличий и ссорам, как решительность утверждения. Вы мало или ничего не выиграете, если будете казаться умнее или менее невежественным, чем общество, в котором Вы находитесь;

4)реже осуждайте вещи, как бы плохи они ни были, или делайте это умеренно из опасения неожиданно отказаться неприятным образом от своего мнения. Безопаснее хвалить вещь более того, чего она заслуживает, чем осуждать ее по заслугам, ибо похвалы не часто встречают противоречие или по крайней мере не воспринимаются столь болезненно людьми, иначе думающими, как осуждения; легче всего приобрести расположение людей кажущимся одобрением и похвалой того, что им нравится. Остерегайтесь только делать это путем сравнений;

5) если Вы будете оскорблены, то в чужой стороне лучше смолчать или свернуть на шутку, хоть бы и с некоторым бесчестием, чем стараться отомстить; ибо в первом случае Ваша репутация не испортится, когда Вы вернетесь в Англию или попадете в другое общество, не слыхавшее о Вашей ссоре. Во втором случае Вы можете сохранить следы ссоры на всю жизнь, если только вообще выйдете из нее живым. Если же положение будет безвыходным, то, полагаю, лучше всего сдержать свою страсть и язык в пределах умеренного тона, не раздражая противника и его друзей и не доводя дело до новых оскорблений. Одним словом, если разум будет господствовать над страстью, то он и настороженность станут Вашими лучшими защитниками. Примите к сведению, что оправдания в таком роде, например: «Он вел себя столь вызывающе, что я не мог сдержаться», понятны друзьям, но не имеют значения для посторонних, обнаруживая только слабость путешественника.

К этому я могу прибавить несколько общих указаний по поводу исследований и наблюдений, которые сейчас пришли мне в голову. Например:

1) надо следить за политикой, благосостоянием и государственными делами нации, насколько это возможно для отдельного путешественника;

2) узнать налоги на разные группы населения, торговлю и примечательные товары;

3) законы и обычаи, поскольку они отличаются от наших;

4) торговлю и искусство, насколько они выше или ниже, чем у нас в Англии;

5) укрепления, которые попадутся Вам на пути, их тип, силу, преимущества обороны и прочие военные обстоятельства, имеющие значение;

6) силу и уважение, которым пользуются дворяне и магистрат;

7) время может быть не бесполезно потрачено на составление каталога имен и деяний людей, наиболее замечательных в каждой нации по уму, учености или уважению;

8) наблюдайте механизмы и способ управления кораблями;

9) наблюдайте естественные продукты природы, в особенности в рудниках, способ их разработки, извлечение металлов и минералов и их очищение. Если Вы встретитесь с какими-либо превращениями веществ из их собственных видов (как, например, железа в медь, какого-либо металла в ртуть, одной соли в другую или в щелочь (insipid body) и т. д., то обращайте на это внимание более всего, так как нет опытов в философии, более проясняющих и обогащающих, чем эти;

10) цены съестных припасов и других предметов;

11) главные продукты данной страны.

Эти общие указания (которые я мог сейчас придумать) могут во всяком случае пригодиться при составлении плана Вашего путешествия. Что касается частностей, то вот что я мог сейчас надумать:
1) Узнайте, превращают ли в Хемнице в Венгрии (где находятся рудники золота, меди, железа, купороса, антимония и пр.) железо в медь растворением в купоросной воде, которую находят в расселинах скал в рудниках, и затем плавлением в густом растворе на сильном огне, причем при охлаждении обнаруживается медь. Говорят, что то же самое делается и в других местах, которые я теперь не могу припомнить, может быть в Италии. Лет двадцать-тридцать тому назад оттуда привозили особый купорос (называемый римским купоросом), более благородный, чем вещества, называемые теперь этим именем; мы не можем достать этого купороса, возможно, что его выгоднее применять на превращение железа в медь, чем на продажу.

2) Не существуют ли в Венгрии, Словакии, Богемии, около города Эйла, или в Богемских горах, вблизи Силезии, золотоносные реки; может быть, золото растворено в какой-нибудь едкой воде, вроде царской водки (acqua regis), и раствор уносится потоком, пробегающим через рудник. Держится ли в тайне, или практикуется открыто способ класть ртуть в эти реки, причем ее оставляют там до тех пор, пока она не напитается золотом, после чего ртуть обрабатывается свинцом и золото очищается.

3) В последнее время в Голландии изобрели мельницу для выравнивания и, как я думаю, также для полировки стекол; может быть, стоило бы ее посмотреть.

4) В Голландии находится некто Бори, который несколько лет содержался папой в тюрьме с целью выпытать от него секреты (как я слышал) большой важности как для медицины, так и для обогащения; ему удалось скрыться в Голландию, где он охраняется. Кажется, он обыкновенно одет в зеленое платье. Пожалуйста, справьтесь о нем и узнайте, принесли ли какую-нибудь пользу его таланты голландцам.

Вы можете также узнать, не имеют ли голландцы каких-нибудь средств для предохранения кораблей от червей во время их путешествий в Индию. Применяются ли часы с маятником для определения долгот и т.д.

Я очень устал и, не вдаваясь в долгие комплименты, желаю Вам только доброго пути, и да будет господь с Вами.

Ис. Ньютон

Пожалуйста, пишите нам о Вашем путешествии. Я передал две Ваши книги Др. Арроусмит”.

Упуская из виду историческую перспективу, некоторые биографы считают это письмо наивной продукцией или даже шуткой молодого Ньютона, в котором будто бы трудно узнать будущего гениального философа, физика и математика.

Такое заключение несправедливо. Тактические правила поведения в иностранном обществе, которым Ньютон поучает Астона в первой части письма, может быть, кажутся наивными по своей старомодной форме, но очень дальновидны по существу и не утеряли своего интереса и пользы и сейчас. Правда, впоследствии Ньютону не хватало самому той сдержанности, уравновешенности и осторожного невмешательства, которые он рекомендует своему корреспонденту, но они оставались направляющей чертой его характера. Крайняя неохота, с которой Ньютон опубликовывал впоследствии свои труды, до некоторой степени отвечает скептическому замечанию в письме к Астону: “Вы мало или ничего не выиграете, если будете казаться умнее или менее невежественным, чем общество, в котором вы находитесь”.

В этом же письме проявляется некоторый интерес к государственным делам и отчасти становится понятным присутствие впоследствии Ньютона в парламенте, деятельность его в Монетном дворе и работа в различных морских комиссиях. Относить химические указания Ньютона к разряду обычных алхимических заблуждений того времени тоже нет оснований. В частности, дело идет о вытеснении меди из медного купороса и об амальгамировании ртути. На основании этой части письма можно заключить во всяком случае, что уже в это время Ньютон обстоятельно занимался изучением химических явлений. Есть в письме также краткое указание на интерес Ньютона к искусству шлифования стекол. Самый факт нравоучительно-настоятельного послания со стороны Ньютона достаточно ярко обрисовывает солидный, уравновешенный характер молодого 27-летнего магистра и профессора и то уважение, которым он пользовался